– Эх, славный кулеш вышел! – раздалось в ночи.
У огня сидели двое, солдаты, что явились по царскому указу. В одном из них Григорий признал молодого новобранца, которого днем так напугал вид грозного унтера. Второй показался Григорию стариком. Звонарь собирался уйти, но не успел.
– Кто там бродит? – рявкнул старый солдат. Молодой вскочил, испуганно озираясь. – Сядь, не мельтеши, – успокоил сослуживца старший, при этом Гришка увидел направленное на него дуло мушкета. – Проходи, мил человек, присаживайся, – солдат опустил оружие и указал гостю место у костра. – Чего кости морозить, погрейся.
Григорий сел, ветеран бесхитростно добавил:
– Коль не побрезгуешь, отведай харча армейского, церковник.
Молодой солдат, только сейчас отыскавший своё ружьё, отложил его, за ненадобностью, зло сплюнул и уселся рядом. Григорий протянул ладони к костру, приятное тепло побежало по жилам:
– Погреюсь, а от еды откажусь. Не естся.
– Ну, как знаешь, каша у нас добрая, царь-батюшка на кормёжку щедр.
Старый солдат поставил котелок с дымящимся варевом, распахнул мундир и достал из-за пазухи трубку:
– Эх, приучил нас царь к табачку.
Он рассмеялся, закашлялся. Гриша внимательно разглядывал нового знакомого. Лицо и шею ветерана покрывали глубокие морщины. Седые волосы свисали до плеч, из-под крючковатого носа, топорщились усы. Но больше всего поражали глаза. Очерченные мохнатыми бровями, они походили на тёмные колодцы – бездонные и глубокие.
«Жизнь его не баловала», – сделал вывод Григорий.
Вояка с наслаждением затянулся, грудь его наполнилась едким дымком, взор помутнел. Гришка сморщил нос.
– Что, не нравится? Эти вон, – солдат указал на сослуживца, – тоже не любят. А я вот привык.
– Чего ж в нём хорошего, горло жжёт да грудь свербит, – сердито буркнул рекрут.
– Не скажи. Нам оно не раз помогало. Сядешь, бывало, после боя, раскуришь трубочку, и боль точно отступает, – куривший зажмурился.
– Лучше уж винца иль водки, чем эту дрянь…
– А много где воевать пришлось? – обратился к старшему Григорий.
Вопрос прозвучал резко, рекрут, недовольный, что его перебили, зло глянул на Гришку, но промолчал. Старик усмехнулся:
– Да уж пришлось. Я ещё со стрельцов начинал, это потом нас в заморскую одёжу переодели, – рассказчик потыкал себя в зелёный камзол. – Про Гвардейский Преображенский слыхал? Мы и в Азовских баталиях побывали, ну и под Нарвой…
– Это там, где наши оконфузились? – встрял молодой рекрут и тут же осёкся.
– Ты язык-то поприжми, сопляк! Я тебе не унтер, батогов не выписываю, а вот за товарищей своих…! – старик сунул под нос сослуживцу костлявый кулак. – У-у-у!
– Да, я чего, я…
– Ладно. Не гунди уж, да не всему верь, что говорят. Если б Де Круа в штаны не наделал, не было бы такого позора. Видел я его, фельдмаршала этого – сущий павлин. Эх…, немчура она и есть немчура, – старик откинулся назад, видимо, он был вспыльчив, но отходчив. – Правда и наши были, кто подкачал: конница Шереметьева11, да рекруты на флангах. Наш то Преображенский до конца бился.
– А теперь, значит, за счёт святынь церковных решили свои ошибки поправить? – заметил Григорий. – И гнева божьего не боитесь?
Брови ветерана поползли вверх. Видимо он не ожидал такого поворота событий.
– А где был твой Бог, когда нас в клочья рвали? – спросил гвардеец с ехидцей и, рванув ворот камзола, обнажил грудь. – Видал, какой след шрапнель оставляет?! – глубокий шрам, зиял на груди. – А приходилось ли тебе, святоша, видеть, как ядром голову срезает? А потом из дырки той кровушка брызжет? Да прям в лицо, а…?
– Прогневили вы бога чем-то. Вот он вас и оставил.
– Чего!? – Старик не удержался и вскочил на ноги.
– Бог не оставляет своих детей, на то он и Бог! – фраза прозвучавшая из темноты, заставила старого солдата замереть. Укутанная в плащ фигура маячила в темноте.
7
– Кто тут?
Гришка увидел страх на лице старого солдата. Тот схватил мушкет и взвёл курок. Тыкая стволом в пустоту, он стоял на полусогнутых, стараясь напугать.
«Вот тебе и герой, – сделал вывод Григорий. – Пожалуй, нет таких, кто ничего не боится».
Точно прочитав его мысли, старик прошептал, обращаясь к своим:
– Я поступь человечью загодя чую. А этот не пришёл, а… Точно прилетел, – фигура в плаще, невзирая на угрожающий вид гвардейца, приближалась, – Стой, тебе говорю!
Старый солдат вскинул ружьё, и оба его собеседника застыли в ожидании выстрела. Прибывший остановился. Старик замер.
– Тебя вон, загодя услыхал, – шепнул он Гришке. – Помнишь ведь, а?
Гриша пожал плечами. Ему и самому стало не по себе.
– Не бойтесь меня, – произнёс незнакомец и приблизился костру.
Пламя осветило его: высокий, с прямой спиной и покатыми плечами, он одновременно внушал смирение, и страх. Гришка сощурился. Даже не видя лица незнакомца, молодой звонарь ощутил: «Он не чужой, потому как от него теплом веет», – подобная мысль удивила.
– Ну, ладно, признаю, напугал ты меня, – с напускным весельем заявил старый солдат. Теперь он выглядел увереннее, но, присмотревшись, Гриша заметил, что колени бывалого воина подрагивают. – Давай, давай, открывай лицо, не то и впрямь пальну.
Незнакомец отбросил капюшон:
– Убери оружие, не понадобится тебе оно, более уж не спасёт, – голос ночного гостя звучал глухо.
– Чего это? Досель спасало, – удивился старик.
Гришка рассматривал незнакомца без стеснения: вьющаяся темная с рыжиной бородка, тонкие губы, глаза с влажными ресницами извергающие свет.
– Ну, что, не узнал? – гость улыбнулся.
Гришке стало жутко. Видя испуг старого солдата, молодой укрылся за его спиной и дёрнул за рукав:
– Глянь, а ведь он на церковника нашего смахивает.
Старый солдат отмахнулся, не обратив внимания на сказанное.
– Я тоже солдатом был, – заявил человек в плаще. – К мушкетам да пищалям издавна привык, они меня и раньше не особо пугали, а уж теперь… Но, не о том я, – ночной гость повернулся к старому солдату: – За тобой я пришёл и вот за ним.
Григорий проследил жест незнакомца: рука указывала на подводу.
«Колокол? И этот его забрать хочет? Чего ж тут творится-то?», – в душе возмутился Григорий.
– Что значит за мной? Я вроде не собираюсь никуда, – старик усмехнулся, но его улыбка сквозила фальшью. – Да и колокол не отдам, я его стеречь поставлен. Приказ у меня, будь он неладен.
– Эти приказы ты здесь, на земле получал, а я тебе другое повеление принёс, свыше, – спокойно пояснил чужак.
– Да ты чего несёшь то? В толк не возьму?
Старый солдат внезапно умолк, осёкся и осел. Он начал осознавать смысл сказанного, отчего лицо его становилось все бледнее и бледнее. Руки ветерана опустились. Григорий увидел, что они больше не дрожат. Старик посмотрел влажными глазами на незнакомца и хрипло произнёс:
– Так, значит, его на переплавку, а меня… А ты, стало быть…
– Да! – гость коротко кивнул.
Испуг в глазах старика исчез:
– Надо же, столько войн да битв прошёл, а умирать на задворках приходится, – мушкет сполз вниз и упал в траву. – Ну, что, малой, – старик посмотрел на молодого рекрута с напускным весельем. – В баталиях ты ещё не бывал, но повезло тебе, увидишь, как сильные духом смерть принимают. Те, что под Нарвою, насмерть стояли.
Старик с досадой махнул рукой, расправил скрюченные плечи и уверенно шагнул навстречу гостю.
– Ну, кто бы ни был ты, бери меня! Готов я!
Незнакомец улыбнулся, задумался. Отвага и сила ценятся всегда. Чужак улыбнулся и, наклонившись к самому лицу обречённого старика, прошептал:
– Передумал я. Негоже такую душу на небеса отправлять. Желаю я, чтобы душа твоя в тело новое вошла, – гость повернулся к Грише. – Ну, что, сынок, доколь тебе за стенами церковными хорониться. Не то нынче время. Церковь наша испокон веков в годину трудную своих детей на бой посылала. На защиту Отечества. Давай, сынок, не робей, принимай душу героя.
– Сынок? – лицо старика вытянулось.
– Сынок, сынок, – снова улыбнулся незнакомец. – Теперь он твой приемник.
Солдат неспешно приблизился к Гришке и опустился на колени.
– Ну, а колокол, с ним то что? – выдавил из себя Григорий.
– Душу колокола твоего я заберу. Ей тоже на небеса рановато. Со мной побудет, пока колокол тело новое не обретёт. А как из бронзы пушку отольют, я душу ту в неё и поселю. Уж о том не беспокойся.
Сказав это, незнакомец сделал шаг назад и стал исчезать на глазах.
– Кто ж это таков? – произнёс молодой рекрут, стуча зубами, когда ночной гость растворился.
– Ангел это, – ответил старик. – Много их теперь по земле бродит, в боях убиенных и без молитвы захороненных.
Ветеран поднял голову, глянул снизу вверх на звонаря:
– Ну что, церковник, примешь наследие от старого солдата?